Сергей Сенинский: Последние события в Иране стали для президента Соединенных Штатов Барака Обамы серьезной проверкой, отмечают многие американские политологи. Какой должна быть иранская политика Соединенных Штатов? Об этом сегодня спорят американские эксперты. Рассказывает наш корреспондент в Вашингтоне Владимир Абаринов:
Владимир Абаринов: Иранская проблема была одним из самых острых вопросов президентской кампании, и Барак Обама сформулировал свою иранскую доктрину уже тогда. Он намеревался проводить политику так называемого вовлечения, то есть мягкой, терпеливой дипломатической работы с Ираном, дабы его руководство само убедилось в выгоде хороших отношений с США. Став президентом, Обама предложил Тегерану прямые переговоры без посредников и предварительных условий. Этим он навлек на себя резкую критику справа.
Массовые акции протеста и их жестокое подавление застали администрацию Обамы врасплох. Президенту потребовалось несколько дней, чтобы сформулировать свою тщательно сбалансированную позицию. Наконец во вторник он ее высказал.
Барак Обама: Соединенные Штаты и международное сообщество потрясены и возмущены угрозами, избиениями и арестами в последние дни. Я решительно осуждаю подобные несправедливые действия, и вместе с американским народом скорблю о каждой невинной жертве.
Я дал ясно понять, что Соединенные Штаты уважают суверенитет Исламской Республики Иран и ни в коем случае не вмешиваются в дела Ирана. При этом, однако, мы обязаны воздать должное отваге и достоинству иранского народа и оценить замечательные новые веяния внутри иранского общества. Одновременно мы сожалеем о применении насилия против мирных граждан, где бы оно ни имело места.
Иранцы пытаются вести дебаты о своем будущем. Кое-кто в Иране, особенно в иранском правительстве, стремится избежать этих дебатов, обвиняя Соединенные Штаты и Запад в разжигании протестов по следам выборов. Подобные обвинения совершенно очевидно являются лживыми. Они представляют собой явную попытку отвлечь внимание от того, что реально происходит внутри Ирана. Навязшая тактика напоминания о старых раздорах ради того, чтобы свалить вину на зарубежные страны, больше в Иране не пройдет. Дело не в США и не в Западе, дело в самих иранцах и в том будущем, которое они – и только они – для себя выберут.
Иранцы способны сами говорить от своего имени. Именно это и происходит в последние дни. В 2009 году никакая железная хватка не способна помешать всему миру увидеть воочию, как люди мирно пытаются добиться справедливости. Невзирая на все усилия иранского правительства выгнать журналистов и отгородиться от всех, к нам доходят потрясающие картины и волнующие слова благодаря мобильным телефонам и компьютерам, и поэтому мы следим за тем, что делают иранцы.
И вот что мы видим. Мы видим, с каким беспримерным достоинством десятки тысяч иранцев в молчании проходят по улицам. Мы видим, как люди всех возрастов требуют, чтобы их голоса на выборах учитывались и их мнения принимались во внимание. Но прежде всего мы видим, как женщины не боятся насилия и угроз: мы были потрясены, увидев женщину, истекающую кровью прямо на улице. Ее гибель – это горестная и тяжкая утрата, но мы знаем: тех, кто выступает за справедливость, история в итоге всегда оправдывает.
Выступая в Каире, я говорил о том, что подавление идей никогда не приводит к их исчезновению. Жители Ирана обладают неотъемлемым правом собираться и свободно высказывать свое мнение. Если иранское правительство ожидает уважения со стороны международного сообщества, оно обязано уважать эти права и выполнять волю своего народа. Оно должно управлять на основе согласия, а не принуждения. К этому призывают сами иранцы, и оценивать действия своего правительства тоже будут сами иранцы.
Владимир Абаринов: В тот же день один из вашингтонских исследовательских центров – Институт Брукингса – провел дискуссию об американской политике в Иране. Сотрудник института Сюзанна Мелони призналась, что события в Тегеране стали полнейшей неожиданностью для американского экспертного сообщества.
Сюзанна Мелони: Многие из присутствующих здесь вот уже несколько месяцев участвуют в дискуссиях об иранских выборах. Это было предсказуемое событие, как и соперничество кандидатов. Дополнительное значение этим выборам придавал тот факт, что на них решалась судьба Ахмадинеджада, а также то, что это был важный момент для новой американской администрации. Так что к ним было приковано повышенное внимание, но могу сказать с определенной долей уверенности, что никто в этом городе, полагаю, что и в других столицах мира, да, пожалуй, и в самом Иране не ожидал событий, свидетелями которых мы стали в последние 10 дней.
Владимир Абаринов: По мнению Сюзанны Мелони, массовые протесты стали поворотным пунктом иранской истории.
Сюзанна Мелони: Я уверена, что события последних 10 дней впервые после революции привели к возникновению серьезного оппозиционного движения. Это то, чего, по мнению многих наблюдателей, Ирану как раз не хватало. Когда говорят о всеобщем недовольстве, это чистая правда. Эта неудовлетворенность чувствуется, когда говоришь с иранцами. Но эти настроения не были организованы. Они никогда не выливались во что-то, хотя бы отдаленно напоминающее политическое движение. Были студенческие группировки, были профсоюзы, женские и другие организации, выдвигавшие те или иные требования, были реформистские политические партии, было Иранское движение за свободу, которое власти, скрепя сердце, терпели. Но не было ничего похожего на организованное движение, опирающееся на широкую социальную базу – движения, необходимого для изменения режима. Сегодня его еще нет, но, по крайней мере, мы видим его зарождение. Мы видим ростки, пробившиеся впервые в иранской истории.
Владимир Абаринов: Что же надлежит делать Вашингтону? Безучастно взирать? Поддержать оппозицию? Но каким образом? По этим вопросам единства мнений нет. Одни эксперты считают, что США должны заниматься исключительно проблемой ядерного вооружения Ирана, а все остальное – внутреннее дело и должно быть предоставлено естественному ходу событий, другие – что без смены режима невозможно ни остановить ядерное вооружение, ни добиться от Тегерана прекращения поддержки терроризма. Кеннет Поллак, директор Центра ближневосточных исследований Института Брукингса, представил коллективный труд, авторы которого рассматривают все возможные варианты развития событий.
Кеннет Поллак: Первый вариант политики мы назвали политикой убеждения. Это политика администрации Обамы. Как сказал президент, это политика кнута и пряника. Однако мы считаем, что, проводя эту политику, администрация не очень-то охотно говорит о кнуте. Все, включая иранцев, знают, что никакого кнута здесь нет. На самом деле это - старая политика, она проводилась, как минимум, последние 5-6 лет. Эта политика основана на выводах некоторых экспертов по Ирану, полагающих, что угрозами от Ирана позитивной реакции не добьешься, что кнут не создает стимулов для Ирана, а потому надо проводить политику одних пряников. Обычно при этом ссылаются на аналогичный подход к Китаю: давайте просто внушать иранцам, что мы хотим наладить отношения, и с течением времени, как это произошло с Китаем, Иран поймет, что от нас не исходит угроза, изменит свое поведение, и произойдет примирение.
Проблема в том, что сторонники жесткой линии в Иране неизбежно объявят это своей победой. Их довод заключается в том, что окружающий мир нуждается в Иране больше, чем Иран - в окружающем мире, и если проявить твердость, Ирану позволят делать все, что ему будет угодно. И, отказываясь от любых форм давления, от санкций, отказываясь от кнута, который неотделим от политики убеждения, мы даем Ирану возможность продолжать программу ядерного вооружения, продолжать политику поддержки терроризма и так далее – таким образом, пройдет еще много времени, прежде чем Иран станет вести себя лучше, если вообще станет.
Владимир Абаринов: Анализировались даже гипотетические варианты и военного решения...
Кеннет Поллак: Разумеется, не всех интересует этот, преимущественно дипломатический подход к Ирану. Поэтому мы решили рассмотреть и три военных сценария. Первый сценарий – вторжение. Идея в том, что мы разом решаем все многочисленные проблемы, связанные с Ираном. Сделать то же самое, что мы сделали в Ираке и Афганистане: вторгнуться в страну, свергнуть режим, ликвидировать ядерную программу и начать с самого сначала. Этот вариант влечет за собой и очевидные проблемы.
Владимир Абаринов: Ясно, что Вашингтон не готов затевать третью войну. Бесперспективным считает Кеннет Поллак и вариант массированных бомбардировок Ирана, опасным и непредсказуемым – сценарий израильского нападения на Иран. Надо отметить, что Поллак говорил с небывалой для собраний такого рода откровенностью. Например, рассуждал о шансах военного переворота.
Кеннет Поллак: Мы анализировали также возможность военного переворота. По меньшей мере, трое из нас служили в ЦРУ, то есть занимались этим профессионально. Мы пришли к выводу, что в итоге здесь невозможно что-либо предсказать, потому что вы пытаетесь вступить в контакт с людьми в другой стране, офицерами, которые представляют собой замкнутую касту, и наши возможности контролировать их и влиять на них весьма ограничены.
Владимир Абаринов: И, наконец, вариант поддержки повстанческого движения.
Кеннет Поллак: Еще одна идея, которая определенно имеет немало сторонников в Вашингтоне, - это поддержка неких повстанцев. Как многие из вас знают, организация Муджахеддин-аль-хальк хотела бы, чтобы Соединенные Штаты использовали для этой цели ее. Однако нам требуется дееспособная повстанческая организация с широкой опорой по всей стране. В Иране нет организации, которая отвечала бы обоим критериям.
Владимир Абаринов: Получается, при всем обилии сценариев выбирать Вашингтону не из чего. Еще один участник дискуссии, Брюс Райдел, обрисовал три наиболее вероятных, по его мнению, варианта развития событий в Иране.
Брюс Райдел: Уровень насилия, которое применяет режим, достаточен для того, чтобы убедить оппозицию, что выходить на улицы слишком опасно, и мы наблюдаем сейчас спад протестной активности. Это как раз то, на что рассчитывают Хаменеи и Ахмадинеджад. Конечно, в итоге это ослабляет режим, потому что это - реальная оппозиция. Если даже оппозицию удастся запугать на время, ситуация беспрецедентна. Что это означает для Соединенных Штатов и особенно - для администрации Обамы? Во многих отношениях это возвращает нас к положению, которое существовало в начале июня.
Владимир Абаринов: Начало июня – то есть ситуация, которая существовала до выборов. США должны забыть об эксцессах насилия и продолжать свою политику вовлечения. Но возможен, полагает Брюс Райдел, и вариант обострения противостояния.
Брюс Райдел: Второй сценарий, который я считаю возможным, я назвал бы "сценарием Тяньаньмэнь". Запугать оппозицию не удалось, акции протеста продолжаются, и все заканчивается массовой расправой. Это будет нечто такое, чего мы еще не видели. По разным оценкам, в Иране в последние дни погибло несколько десятков человек. В "Черную пятницу", в 1978 году, в Иране было убито свыше ста человек.
Сколько погибло на площади Тяньаньмэнь - никто точно не знает, но по консервативным оценкам – две с половиной тысячи человек. Так что не думайте, что вы уже видели расправу – реальная резня может оказаться куда более кровавой.
Отличие от событий на площади Тяньаньмэнь будет заключаться в том, что вы ничего не увидите в прямом эфире CNN. По крайней мере, один урок китайского опыта иранский режим усвоил. Вполне очевидно, что для администрации Обамы это - самый плохой вариант. Это жуткое зрелище подорвет волю к демократии и переменам в регионе.
Владимир Абаринов: Есть еще и внутренние противоречия в иранском руководстве...
Брюс Райдел: Третий сценарий – это сценарий перемен в Тегеране. Существует, возможно, сто различных вариантов того, как это могло бы выглядеть – какая-то форма политической сделки, некий компромисс, который позволит оппозиции почувствовать, что она чего-то достигла, что она получила право голоса в политике. Как в точности это произойдет, предсказать очень сложно. Но не исключено, что в какой-то момент Хаменеи придет к выводу, что Ахмадинеджад превратился в обузу, и пора от него избавиться. Рафсанджани и другие – мастера такого рода компромиссов. Для Соединенных Штатов, я считаю, это реальная возможность. Даже если мы не до конца понимаем смысл перемен, даже если это не те перемены, в которые верим мы, но те, в которые верят иранцы, это - шанс.
Владимир Абаринов: В ответ на заявление Барака Обамы президент Ирана Махмуд Ахмадинеджад сказал, что президент повторяет ошибку своего предшественника, вмешиваясь во внутренние дела Ирана, и что ему следует принести извинения иранскому народу.
Белый Дом, в свою очередь, объявил, что приглашения иранским дипломатам на приемы в посольствах США по случаю Дня независимости аннулированы. Впрочем, ни один иранский дипломат приглашения и не принял.
Владимир Абаринов: Иранская проблема была одним из самых острых вопросов президентской кампании, и Барак Обама сформулировал свою иранскую доктрину уже тогда. Он намеревался проводить политику так называемого вовлечения, то есть мягкой, терпеливой дипломатической работы с Ираном, дабы его руководство само убедилось в выгоде хороших отношений с США. Став президентом, Обама предложил Тегерану прямые переговоры без посредников и предварительных условий. Этим он навлек на себя резкую критику справа.
Массовые акции протеста и их жестокое подавление застали администрацию Обамы врасплох. Президенту потребовалось несколько дней, чтобы сформулировать свою тщательно сбалансированную позицию. Наконец во вторник он ее высказал.
Барак Обама: Соединенные Штаты и международное сообщество потрясены и возмущены угрозами, избиениями и арестами в последние дни. Я решительно осуждаю подобные несправедливые действия, и вместе с американским народом скорблю о каждой невинной жертве.
Я дал ясно понять, что Соединенные Штаты уважают суверенитет Исламской Республики Иран и ни в коем случае не вмешиваются в дела Ирана. При этом, однако, мы обязаны воздать должное отваге и достоинству иранского народа и оценить замечательные новые веяния внутри иранского общества. Одновременно мы сожалеем о применении насилия против мирных граждан, где бы оно ни имело места.
Иранцы пытаются вести дебаты о своем будущем. Кое-кто в Иране, особенно в иранском правительстве, стремится избежать этих дебатов, обвиняя Соединенные Штаты и Запад в разжигании протестов по следам выборов. Подобные обвинения совершенно очевидно являются лживыми. Они представляют собой явную попытку отвлечь внимание от того, что реально происходит внутри Ирана. Навязшая тактика напоминания о старых раздорах ради того, чтобы свалить вину на зарубежные страны, больше в Иране не пройдет. Дело не в США и не в Западе, дело в самих иранцах и в том будущем, которое они – и только они – для себя выберут.
Иранцы способны сами говорить от своего имени. Именно это и происходит в последние дни. В 2009 году никакая железная хватка не способна помешать всему миру увидеть воочию, как люди мирно пытаются добиться справедливости. Невзирая на все усилия иранского правительства выгнать журналистов и отгородиться от всех, к нам доходят потрясающие картины и волнующие слова благодаря мобильным телефонам и компьютерам, и поэтому мы следим за тем, что делают иранцы.
И вот что мы видим. Мы видим, с каким беспримерным достоинством десятки тысяч иранцев в молчании проходят по улицам. Мы видим, как люди всех возрастов требуют, чтобы их голоса на выборах учитывались и их мнения принимались во внимание. Но прежде всего мы видим, как женщины не боятся насилия и угроз: мы были потрясены, увидев женщину, истекающую кровью прямо на улице. Ее гибель – это горестная и тяжкая утрата, но мы знаем: тех, кто выступает за справедливость, история в итоге всегда оправдывает.
Выступая в Каире, я говорил о том, что подавление идей никогда не приводит к их исчезновению. Жители Ирана обладают неотъемлемым правом собираться и свободно высказывать свое мнение. Если иранское правительство ожидает уважения со стороны международного сообщества, оно обязано уважать эти права и выполнять волю своего народа. Оно должно управлять на основе согласия, а не принуждения. К этому призывают сами иранцы, и оценивать действия своего правительства тоже будут сами иранцы.
Владимир Абаринов: В тот же день один из вашингтонских исследовательских центров – Институт Брукингса – провел дискуссию об американской политике в Иране. Сотрудник института Сюзанна Мелони призналась, что события в Тегеране стали полнейшей неожиданностью для американского экспертного сообщества.
Сюзанна Мелони: Многие из присутствующих здесь вот уже несколько месяцев участвуют в дискуссиях об иранских выборах. Это было предсказуемое событие, как и соперничество кандидатов. Дополнительное значение этим выборам придавал тот факт, что на них решалась судьба Ахмадинеджада, а также то, что это был важный момент для новой американской администрации. Так что к ним было приковано повышенное внимание, но могу сказать с определенной долей уверенности, что никто в этом городе, полагаю, что и в других столицах мира, да, пожалуй, и в самом Иране не ожидал событий, свидетелями которых мы стали в последние 10 дней.
Владимир Абаринов: По мнению Сюзанны Мелони, массовые протесты стали поворотным пунктом иранской истории.
Сюзанна Мелони: Я уверена, что события последних 10 дней впервые после революции привели к возникновению серьезного оппозиционного движения. Это то, чего, по мнению многих наблюдателей, Ирану как раз не хватало. Когда говорят о всеобщем недовольстве, это чистая правда. Эта неудовлетворенность чувствуется, когда говоришь с иранцами. Но эти настроения не были организованы. Они никогда не выливались во что-то, хотя бы отдаленно напоминающее политическое движение. Были студенческие группировки, были профсоюзы, женские и другие организации, выдвигавшие те или иные требования, были реформистские политические партии, было Иранское движение за свободу, которое власти, скрепя сердце, терпели. Но не было ничего похожего на организованное движение, опирающееся на широкую социальную базу – движения, необходимого для изменения режима. Сегодня его еще нет, но, по крайней мере, мы видим его зарождение. Мы видим ростки, пробившиеся впервые в иранской истории.
Владимир Абаринов: Что же надлежит делать Вашингтону? Безучастно взирать? Поддержать оппозицию? Но каким образом? По этим вопросам единства мнений нет. Одни эксперты считают, что США должны заниматься исключительно проблемой ядерного вооружения Ирана, а все остальное – внутреннее дело и должно быть предоставлено естественному ходу событий, другие – что без смены режима невозможно ни остановить ядерное вооружение, ни добиться от Тегерана прекращения поддержки терроризма. Кеннет Поллак, директор Центра ближневосточных исследований Института Брукингса, представил коллективный труд, авторы которого рассматривают все возможные варианты развития событий.
Кеннет Поллак: Первый вариант политики мы назвали политикой убеждения. Это политика администрации Обамы. Как сказал президент, это политика кнута и пряника. Однако мы считаем, что, проводя эту политику, администрация не очень-то охотно говорит о кнуте. Все, включая иранцев, знают, что никакого кнута здесь нет. На самом деле это - старая политика, она проводилась, как минимум, последние 5-6 лет. Эта политика основана на выводах некоторых экспертов по Ирану, полагающих, что угрозами от Ирана позитивной реакции не добьешься, что кнут не создает стимулов для Ирана, а потому надо проводить политику одних пряников. Обычно при этом ссылаются на аналогичный подход к Китаю: давайте просто внушать иранцам, что мы хотим наладить отношения, и с течением времени, как это произошло с Китаем, Иран поймет, что от нас не исходит угроза, изменит свое поведение, и произойдет примирение.
Проблема в том, что сторонники жесткой линии в Иране неизбежно объявят это своей победой. Их довод заключается в том, что окружающий мир нуждается в Иране больше, чем Иран - в окружающем мире, и если проявить твердость, Ирану позволят делать все, что ему будет угодно. И, отказываясь от любых форм давления, от санкций, отказываясь от кнута, который неотделим от политики убеждения, мы даем Ирану возможность продолжать программу ядерного вооружения, продолжать политику поддержки терроризма и так далее – таким образом, пройдет еще много времени, прежде чем Иран станет вести себя лучше, если вообще станет.
Владимир Абаринов: Анализировались даже гипотетические варианты и военного решения...
Кеннет Поллак: Разумеется, не всех интересует этот, преимущественно дипломатический подход к Ирану. Поэтому мы решили рассмотреть и три военных сценария. Первый сценарий – вторжение. Идея в том, что мы разом решаем все многочисленные проблемы, связанные с Ираном. Сделать то же самое, что мы сделали в Ираке и Афганистане: вторгнуться в страну, свергнуть режим, ликвидировать ядерную программу и начать с самого сначала. Этот вариант влечет за собой и очевидные проблемы.
Владимир Абаринов: Ясно, что Вашингтон не готов затевать третью войну. Бесперспективным считает Кеннет Поллак и вариант массированных бомбардировок Ирана, опасным и непредсказуемым – сценарий израильского нападения на Иран. Надо отметить, что Поллак говорил с небывалой для собраний такого рода откровенностью. Например, рассуждал о шансах военного переворота.
Кеннет Поллак: Мы анализировали также возможность военного переворота. По меньшей мере, трое из нас служили в ЦРУ, то есть занимались этим профессионально. Мы пришли к выводу, что в итоге здесь невозможно что-либо предсказать, потому что вы пытаетесь вступить в контакт с людьми в другой стране, офицерами, которые представляют собой замкнутую касту, и наши возможности контролировать их и влиять на них весьма ограничены.
Владимир Абаринов: И, наконец, вариант поддержки повстанческого движения.
Кеннет Поллак: Еще одна идея, которая определенно имеет немало сторонников в Вашингтоне, - это поддержка неких повстанцев. Как многие из вас знают, организация Муджахеддин-аль-хальк хотела бы, чтобы Соединенные Штаты использовали для этой цели ее. Однако нам требуется дееспособная повстанческая организация с широкой опорой по всей стране. В Иране нет организации, которая отвечала бы обоим критериям.
Владимир Абаринов: Получается, при всем обилии сценариев выбирать Вашингтону не из чего. Еще один участник дискуссии, Брюс Райдел, обрисовал три наиболее вероятных, по его мнению, варианта развития событий в Иране.
Брюс Райдел: Уровень насилия, которое применяет режим, достаточен для того, чтобы убедить оппозицию, что выходить на улицы слишком опасно, и мы наблюдаем сейчас спад протестной активности. Это как раз то, на что рассчитывают Хаменеи и Ахмадинеджад. Конечно, в итоге это ослабляет режим, потому что это - реальная оппозиция. Если даже оппозицию удастся запугать на время, ситуация беспрецедентна. Что это означает для Соединенных Штатов и особенно - для администрации Обамы? Во многих отношениях это возвращает нас к положению, которое существовало в начале июня.
Владимир Абаринов: Начало июня – то есть ситуация, которая существовала до выборов. США должны забыть об эксцессах насилия и продолжать свою политику вовлечения. Но возможен, полагает Брюс Райдел, и вариант обострения противостояния.
Брюс Райдел: Второй сценарий, который я считаю возможным, я назвал бы "сценарием Тяньаньмэнь". Запугать оппозицию не удалось, акции протеста продолжаются, и все заканчивается массовой расправой. Это будет нечто такое, чего мы еще не видели. По разным оценкам, в Иране в последние дни погибло несколько десятков человек. В "Черную пятницу", в 1978 году, в Иране было убито свыше ста человек.
Сколько погибло на площади Тяньаньмэнь - никто точно не знает, но по консервативным оценкам – две с половиной тысячи человек. Так что не думайте, что вы уже видели расправу – реальная резня может оказаться куда более кровавой.
Отличие от событий на площади Тяньаньмэнь будет заключаться в том, что вы ничего не увидите в прямом эфире CNN. По крайней мере, один урок китайского опыта иранский режим усвоил. Вполне очевидно, что для администрации Обамы это - самый плохой вариант. Это жуткое зрелище подорвет волю к демократии и переменам в регионе.
Владимир Абаринов: Есть еще и внутренние противоречия в иранском руководстве...
Брюс Райдел: Третий сценарий – это сценарий перемен в Тегеране. Существует, возможно, сто различных вариантов того, как это могло бы выглядеть – какая-то форма политической сделки, некий компромисс, который позволит оппозиции почувствовать, что она чего-то достигла, что она получила право голоса в политике. Как в точности это произойдет, предсказать очень сложно. Но не исключено, что в какой-то момент Хаменеи придет к выводу, что Ахмадинеджад превратился в обузу, и пора от него избавиться. Рафсанджани и другие – мастера такого рода компромиссов. Для Соединенных Штатов, я считаю, это реальная возможность. Даже если мы не до конца понимаем смысл перемен, даже если это не те перемены, в которые верим мы, но те, в которые верят иранцы, это - шанс.
Владимир Абаринов: В ответ на заявление Барака Обамы президент Ирана Махмуд Ахмадинеджад сказал, что президент повторяет ошибку своего предшественника, вмешиваясь во внутренние дела Ирана, и что ему следует принести извинения иранскому народу.
Белый Дом, в свою очередь, объявил, что приглашения иранским дипломатам на приемы в посольствах США по случаю Дня независимости аннулированы. Впрочем, ни один иранский дипломат приглашения и не принял.
